* * * 
 
И опять — тишина, тишина, тишина. 
Я лежу, изнемогший, счастливый и кроткий. 
Солнце лоб мой печет, моя грудь сожжена, 
И почиет пчела на моем подбородке. 
 
Я блаженствую молча. Никто не придет. 
Я хмелею от запахов нежных, не зная, 
то трава, или хвои целительный мед, 
или в небо роса испарилась лесная. 
 
Все, что вижу вокруг, беспредельно любя, 
как я рад, как печально и горестно рад я, 
что могу хоть на миг отдохнуть от себя, 
полежать на траве с нераскрытой тетрадью. 
Это самое лучшее, что мне дано: 
так лежать без движений, без жажды, без цели, 
чтобы мысли бродили, как бродит вино, 
в моем теплом, усталом, задумчивом теле. 
 
И не страшно душе — хорошо и легко 
слиться с листьями леса, с растительным соком, 
с золотыми цветами в тени облаков, 
с муравьиной землею и с небом высоким. 
 
1962