* * *

До гроба страсти не избуду.
В края чужие не поеду.
Я не был сроду и не буду,
каким пристало быть поэту.
Не в игрищах литературных,
не на пирах, не в дачных рощах - 
мой дух возращивался в тюрьмах
этапных, следственных и прочих.

И все-таки я был поэтом.

Я был одно с народом русским. 
Я с ним ютился по баракам, 
леса валил, подсолнух лускал, 
каналы рыл и правду брякал. 
На брюхе ползал по-пластунски 
солдатом части минометной. 
И в мире не было простушки 
в меня влюбиться мимолетно.

И все-таки я был поэтом.

Мне жизнь дарила жар и кашель, 
а чаще сам я был нешелков, 
когда давился пшенной кашей 
или махал пустой кошелкой. 
Поэты прославляли вольность, 
а я с неволей не расстанусь, 
а у меня вылазит волос 
и пять зубов во рту осталось.

И все-таки я был поэтом, 
и все-таки я есмь поэт.

Влюбленный в черные деревья 
да в свет восторгов незаконных,
я не внушал к себе доверья 
издателей и незнакомок.
Я был простой конторской крысой, 
знакомой всем грехам и бедам, 
водяру дул, с вождями грызся, 
тишком за девочками бегал.

И все-таки я был поэтом,
сто тысяч раз я был поэтом, 
я был взаправдашним поэтом 
И подыхаю как поэт.

1960