Ода русской водке 
 
Поля неведомых планет 
души славянской не пленят, 
но кто почел, что водка яд, 
таким у нас пощады нет. 
На самом деле ж водка — дар 
для всех трудящихся людей, 
и был веселый чародей, 
кто это дело отгадал. 
 
Когда б не нес ее ко рту, 
то я б давно зачах и слег. 
О, где мне взять достойный слог, 
дабы воспеть сию бурду? 
Хрустален, терпок и терпим 
ее процеженный настой. 
У синя моря Лев Толстой 
ее по молодости пил. 
 
Под Емельяном конь икал, 
шарахаясь от вольных толп. 
Кто в русской водке знает толк, 
тот не пригубит коньяка. 
Сие народное питье 
развязывает языки, 
и наши думы высоки, 
когда мы тяпаем ее. 
 
Нас бражный дух не укачал, 
нам эта влага по зубам, 
предоставляя финь-шампань 
начальникам и стукачам. 
Им не узнать вовек того 
невосполнимого тепла, 
когда над скудостью стола 
воспрянет светлое питво. 
 
Любое горе отлегло, 
обидам русским грош цена, 
когда заплещется она 
сквозь запотевшее стекло. 
А кто с вралями заодно, 
смотри, чтоб в глотку не влили: 
при ней отпетые врали 
проговорятся все равно. 
 
Вот тем она и хороша, 
что с ней не всяк дружить горазд. 
Сам Разин дул ее не раз, 
полки боярские круша. 
С Есениным в иные дни 
история была такая ж — 
и, коль на нас ты намекнешь, 
мы тоже Разину сродни. 
 
И тот бессовестный кащей, 
кто на нее повысил цену, 
но баять нам на эту тему 
не подобает вообще. 
Мы все когда-нибудь подохнем, 
быть может, трезвость и мудра,— 
а Бог наш — Пушкин пил с утра 
и пить советовал потомкам. 
 
1963