* * * 
 
В тебе семитов кровь туманней и напевней 
земли, где мы с тобой ромашкой прорастем. 
Душа твоя шуршит пергаментным листом. 
Я тайные слова читаю на заре в ней. 
 
Когда жила не здесь, а в Иудее древней, 
ты всюду по пятам ходила за Христом, 
волшбою всех тревог, весельем всех истом, 
всей нежностью укрыв от разъяренных гребней. 
 
Когда ж он выдан был народному суду 
и в муках умирал у черни на виду, 
а лоб мальчишеский был терньями искусан, 
 
прощаясь и скорбя, о как забились вдруг 
проклятьем всех утрат, мученьем всех разлук 
ладони-ласточки над распятым Иисусом. 
 
1971