* * * 
 
Я плачу о душе, и стыдно мне, и голо, 
и свет во мне скорбит о поздней той поре, 
как за моим столом сидел, смеясь, Микола 
и тихо говорил о попранном добре. 
 
Он чистое дитя, и вы его не троньте, 
перед его костром мы все дерьмо и прах. 
Он жизни наши спас и кровь пролил на фронте, 
он нашу честь спасет в собачьих лагерях. 
 
На сердце у него ни пролежней, ни пятен, 
а нам считать рубли да буркать взаперти. 
Да будет проклят мир, где мы долгов не платим. 
Остановите век — и дайте мне сойти. 
 
Не дьявол и не рок, а все мы виноваты, 
что в семени у нас — когда б хоть гордый! — чад. 
И перед чванством лжи молчат лауреаты — 
и физики молчат, и лирики молчат. 
 
Чего бояться им — увенчанным и сытым? 
А вот поди ж, молчат, как суслики в норе,— 
а в памяти моей, смеющийся, сидит он 
и с болью говорит о попранном добре... 

Нам только б жизнь прожить, нам только б скорость выжать, 
нам только б сон заспать об ангельском крыле — 
и некому узнать и некому услышать 
мальчишку, что кричит о голом короле. 
 
И Бога пережил — без веры и без таин, 
без кроны и корней — предавший дар и род, 
по имени — Иван, по кличке — Ванька-Каин, 
великий — и святой — и праведный народ. 
 
Я рад бы все принять и жить в ладу со всеми, 
да с ложью круговой душе не по пути. 
О, кто там у руля, остановите время, 
остановите мир и дайте мне сойти. 
 
1978